Цитаты из советского фильма Старый новый год
Старый новый год  ...................................................................................................................................................................................
- Событиев у людей, событиев...
- Какая прелесть...
- Какая прелесть.
- Федор!
- Федя. Веди себя прилично, ты не в школе.
- Эх, капусточка наша родимая.
- Гляньте, носок засосало. Ну, зверюга-машина.
- И слово-то нашли какое поганое - пылесос.
- Цыц! Ввиду случившегося - цыц!
- Нехорошо так, Лиза. Эгоиста вырастишь.
- Правильно, правильно. Не отдавай свово. Правильно делаешь. Делай так, вот так.
- Мое берут. Мое!
- Мое берут!
- Лизка, цыц! А то сейчас все отыму!
- Загори, загори, моя звезда.
- Стыдно. Ой стыдно. А еще называем себя потомками русской демократической интелигенции.
- Вещи, вещи. Одно барахло на уме. Душа, дух, духовность...
- Не надо этого. Понимаете, не надо этого. Это же, это же пошло! Понимаете, это пошло!
- Ну-ка студент, включай.
- Я включу, но я не отвечаю.
- Выключатель не включается.
- Хм. Великолепность.
- Электрификация!
- Отдыхай, Петь.
- Нюр, ну не так. Огурчик надо было сердечком резать.
- Ну уж вы оторвали так оторвали.
- Привет! Че это мы отрывали-то?
- Бабушку они выписали. Еще б корову привезли.
- А это ведь Адамыч. Он завсегда с народом. Наш человек.
- А древний мудрец Экклезиаст говорил, говорил: "пора собирать, пора разбрасывать".
- Но кто же виноват, что Федя поразительно амузыкален?
- А вообще, зачем коврик-то на стенку, товарищи дорогие? Не в юрте же. Смысл-то?
- Да ты держи крепче! Такой ковер - чо ж, ногами по нем ходить, что ль? Смысл... Да поглядите кто-нибудь, криво аль не криво, идолы? Руки онемели держать!
- Будто распяли задом наперёд.
- Древний мудрец Экклезиаст говорил "Кривое не может сделать прямым".
- Щас пожрем. У Полуорловых любят пожрать.
- Перестань. Я на диете.
- Да что ты? Клавуня пиццу обещала. Настоящую итальянскую пиццу. Шик.
- А я завсегда с народом. Таков человек. Народ, значит, в старых домах жил, и я значит. Народ переехамши, и мы конечно.
- Вот, Жорж Санд Руссо...
- Поговорим, старик, и про Руссо, и про все.
- Чумовоз пора вызывать. И в Ганнушкино. Ну где вы видели таких людей, чтобы вещи выбрасывали?
- Между прочим, у нас ведь это колоссальная проблема - ТВ и дети.
- Да, проблема. Телевизоров все больше, а детей все меньше.
- Когда откроешь - сзади светится. Водочка там у меня стоит.
- Стоит? А че она стоит-то?
- Ха-ха. В натуре, у нас не застоится.
- Ой, ну вы с Любкой, прям, я не знаю совсем, интеллигенты.
- Очень, говорит, на деревяшки девчата идут.
- Да что ты в натуре нам весь вечер тут шнуруешь-то? Ну че у нас, хуже что ль?
- Надо так о всех думать. Чтоб всем хорошо.
- Ха-ха, всем. Одного хорошо на всех не хватит.
- У меня-то? У меня все есть.
- Ха, все. Че все-то?
- А шо надо.
- А че те надо?
- А шо есть.
- Анна Романна, это все-таки не наша мораль.
- Ну я не про нашу мораль. Я говорю, француз.
- Куда мы идем?
- Куда идем и куда заворачиваем?
- Да, и самое скверное свойство потребностей, как известно, это то, что они, собаки, растут.
- Еще Гегель в "Феноменологии духа" писал, что...
- Нищему пожар не страшен.
- Скоро вообще, знаешь как? Вот ты сидишь покуриваешь, а машина мало что работает, она тебе еще за пивом бегает.
- Ну, пошел...
- Но это - шутка, конечно.
- У меня Ольга Барятинская, из седьмого "Б" - курит! Мало этого, говорит: "поставите еще раз двойку в четверти - уйду, говорит, к черту, в монастырь... мужской.
- Работал я как-то в театре, капеньдинером. Тоже ужас...
- Я, например, Георгий, одета хуже, чем моя Ольга Барятинская из седьмого "Б". А в журнале у нее - одни двойки.
- Если ребенок плохо учится - пусть хоть одевается хорошо.
- Люди под землей бегут, в метро, по подземным переходам. А машинам - широкие улицы, машины на воздухе.
- Рыбки передайте, Маруся...
- Мы сами себя изнежили. Ватой обложили.
- Точно. Изнеженные мы.
- Да. Ходить разучились. Есть не умеем.
- Пить не умеем...
- Питание-то все лучше, а здоровье-то все хуже.
- Кто это?
- Ну все есть. Не хуже теперя, чем у людей.
- По луне-то ходим, а пройди по Малой Черкизовской.
- А булочки? Мы, старые работники культуры, помним, какие были булочки.
- Так я и знала. Нет, ну так сразу бы и сказал, а то ведь...
Все вон, дух, духовность, ничего не надо, да быть человеком. Тебя что, уволили, что ли?
- Ничего не надо. Не дают - вот и не надо.
- Отдыхай, Петь.
- Не, Вась, спокойно.
- Да по голосам. Делает куклам голоса, медведЯм пищалки вставляет.
- Люди-то, люди по космосАм - а мой по голосам!
- Да люди-то ракеты конструируют, корабли. А наш - сказать стыдно...
- Че это он изобрел?
- Унитаз.
- Позвольте мне...
- Старому работнику культуры...
- Да... сказать несколько слов. Я хочу выпить за талант.
- Не талант, а гений.
- Что такое талант? Талант - это вечная молодость. Ничто так не молодит, как талант. И пусть уносят все, пусть. Лишь бы крылья, самоощущение полета... Мы, старые работники культуры помним полет, полет... Выше, выше, выше... За молодость. За юный жар, за юный бред. За тебя, Петруша.
- Что творится на одной только лестничной клетке, товарищи дорогие.
- Ну, че ты? Может, еще чайку?
- Да че-то чай, Клав, как-то не помог.
- Время обнимать, и время отклоняться от объятий.
- Сухие цветы, мы их трогали, они шуршали, лопались. Семена сыпались из коробочек, нас все искали, а мы с тобой... Эта оранжерея. Ах, как мы были трепетны. Как мы боялись прикоснуться.
- Да, че-то сыпалось.
- Это все очищает. Мне хочется музыки. Музыки. Ну, поговори со мной, ну поговори, а?
- Пожевать бы че-нибудь.
- Нет, Петя, главное, чтобы ты понял. Сам понял, как я понял, что ты понял. Понял?!
- В двадцать пятой этой квартире, простите, триста двадцать пятой квартире... второй день дочке 5 лет справляют... Она плачет, а они - пляшут!
- Адамыч, достань, я тебя прошу, достань. Спать негде, есть нечего, ну... идти не к кому. Ну что еще остается интеллигентному человеку?
- Ну за ружьё-то дай мне сказать.
- Кладбище... Снится всю неделю кладбище.
- Пятницкое или Ваганьковское?
- Кладбище идей.
- А наука, истина...
- Будь выше.
- А я выше. Чего?
- Всего. Чем человек выше - тем он должен быть ниже. Чем он ниже - он должен быть выше.
- Чего?
- Пресс научного прогресса оказывает не только причинно-следственное воздействие на весь биокинез. Он также дает некое жесткое излучение,
в котором фатально мутирует любая рациональная идея.
- Вот это понятно.
- В девяносто четвертой квартире Иван Николаич Давай хеком подавился. Был человеком - подавился хеком.
- Я говорил, народ - всегда выручит.
- О! Один от всех, а все - от одного. Всюду, товарищи мои дорогие, происходит единство противоположности, и противоположность единства.
- Отдыхай, Петь, нас не касается.
- Нас ничего не касается! Народ вперед идет, мировая обстановка вся к черту раскаленная, континенты кругом и... регионы.
- Алгебра - долой, физика - долой. Все к черту - свобода!
- Что за шум, ввиду случившегося?
- Что ж вы на ребятишек посреди ночи? Как разбойники. Не вполне?
- Кто растет? Махно растет.
- Что за люди? Любую идею опошлят. Любую идею опошлят.
- Люди - как люди живут. По паркам гуляют, по курортам ездят. А мой? Калымить, пиво трескать и на футбол свой дурацкий!
- Ты хоть раз, хоть раз вышел куда с семьею-то, сапог пятигласный.
- Что?
- Да. Снова случАи начались. Обратно.
- Что хватит? Что хватит?! Почему у нас даже рюмки исчезли?
- Не надо извращать моих слов, моих идей.
- Лишнего не надо, лишнего. Все, что лишнее - то вредно.
- Рюмки - это лишнее.
- Не передергивай.
- Да мы из кострюли можем. Петя, да ничего не надо, ты гений.
- Сам ты... гений.
- Я говорил о том, что мы должны...
- Что мы должны думать о душе, а не о бренном теле. Это мы поняли.
- Нет. Это вы не поняли. Вам это не дано понять.
- Так, Вась, я сейчас с тобой ухожу. Раз такое дело - пускай. Агрессоры оголтелые.
- Это я, это я все делала, чтобы ты из Полуорлова, из... не знаю чего превратился в Орлова, в ОРЛА!
- Клавдия, не стой на путях!
- Да может, у меня есть... мечты. Может, мне жить тут среди вас давно... тесно. Где костюм?!
- Останови его, он уйдет!
- Не приду. Долго.
- Да пущай идет. Воздух чище будет.
- Обчистимся от ложных заблуждений, товарищи дорогие.
- Римлянцы, совграждане, товарищи дорогие!
- Был холод и голод. Ведь у Экклезиаста мы печки топили, и по этажам воду носили.
- В задачке спрашивается: "Сколько вытечет портвейну из открытого бассейну?"
- Наши дамочки умны стали. Принципиальные.
- Вот ты мне скажи: меня можно уважать? Можно?
- Об чем разговор-то, Петь!
- Во, обожди. Ты Пушкина знаешь?
- Пушкина? Константин Иваныча?!
- В библиотеку запишуся... эх, вот рассказ "Каштанка" не дочитал, чем там дело кончилось?
- Во - идея! Я сегодня Клавдии - букет. Теще - да бог с ней, букет. Ну моя Клавдия, она помрет сейчас. Ты представляешь - прихожу, а сам с букетом.
- Здорово, скажу, брат Пушкин. Не ожидал?
- Хороший вы народ, мужики, только облику не теряйте!
|
